Ко второму десятилетию XXI века человечество несколько устало от глобализации. В связи с этим все больше и больше упреков звучит в адрес транснациональных корпораций (ТНК) — получается, к плюсам глобализации они непричастны, зато к минусам имеют прямое отношение. При этом даже в вопросе, что такое ТНК, существует множество разночтений, а все определения звучат чересчур примитивно. Например, «Википедия» всерьез объявляет ТНК юрлицом, головной офис которого находится в одной стране (страна базирования), а дочерние компании или даже «производственные подразделения» — в других. Да, МТЗ открыл сборочное производство со штатом, допустим, 10 человек в Египте — и МТЗ теперь ТНК, поздравляем! Чуть лучше вариант, при котором ТНК считается такая компания, у которой филиалы в двух странах и более и 25-30% активов приходится на зарубежные. Также, согласитесь, немного наивно. Давайте разбираться, существовал ли транснациональный капитал до эпохи «Википедии».
Справка «Бизнес-ревю»ТНК в сумме обеспечивают около 50% мирового промпроизводства, на них приходится более 70% мировой торговли, и 40% этой торговли осуществляется внутри ТНК по трансфертным (внутрикорпоративным), а не рыночным ценам. Из 100 крупнейших экономик мира 52 — ТНК, 48 — национальные государства.
Глобализация 1.0
Прообраз транснационального бизнеса мы находим уже у греческих и финикийских городов-государств (полисов). Нужны сырье, продовольствие, человеческие ресурсы, просто торговое представительство? Полис основывает дочернюю компанию (колонию) там, где ресурсы есть, заодно вывозя туда избыточных граждан. Другое дело, что эта протоглобализация — точечная, охватывающая только отдельные города, порты, фактории на побережье.
Гораздо более масштабную модель глобализации 1.0, делающую возможным существование транснационального капитала, построила Римская империя. Paх Romana (Римский мир) — это единые законодательные стандарты (римское право), безопасность (везде стоят легионы, границы оснащены таможнями и оборонительными сооружениями), высочайшая транспортно-логистическая связность: в районах, удаленных от моря, римляне построили дороги (во многих местах служащие до сих пор), города (Лондон, Вена, Париж, Трир, Кельн), акведуки и т. п. Наконец, это удобная и стабильная денежная система, хотя девальвация (порча монеты) и тогда случалась регулярно.
Рим объединил и сделал своими провинциями не только пустоши и медвежьи углы, но и территории, имевшие тысячелетний опыт государственности и развитую культуру (Египет, Грецию, Малую Азию и т. д.). Вне его юрисдикции в исследованном мире остались только враждебная Персия, а также далекие Индия и Китай. Что получилось? Говоря современным языком, самодостаточная цивилизация — мир-экономика.
Как она функционировала? Финансы — в основном в Риме. Спрос — в Италии и богатых региональных центрах. Ресурсы — сырьевые и человеческие — на окраинах. Все провинции выработали определенную специализацию: Египет поставляет хлеб, Греция — предметы роскоши и искусства, Британия — олово и серебро и т. д. Допустим, вы — римлянин. Фрахтуете корабль в Остии, покупаете зерно в Александрии. Маржа маловата? Тогда зерно можно купить прямо там, где оно выращивается, или вообще приобрести землю. А если вы крупный египетский землевладелец? Правильно, вы оказываетесь сначала в Александрии, а потом — в Риме: там, где вас прокредитуют под урожай, там, где можно зафрахтовать судно, там, где можно найти покупателя, и т. д.
Итак, еще до начала нашей эры экспериментально было установлено, что национальный капитал, если он намерен расти и развиваться, вынужден становиться транснациональным, встраиваясь в международные цепочки разделения труда. Вопрос в том, на каких условиях в них встраиваться.
Колониальные ТНК: бета-версии
На заре капитализма Европа была близка к тому, чтобы повторить римский успех. Речь идет об империи Габсбургов XVI века. За счет династических браков и родства Карл I Габсбург (1516-1558) получил Испанию и все ее колонии в Новом Свете, Сицилийское и Неаполитанское королевства, Бургундию, Нидерланды, Австрию, Тироль, Богемию, Хорватию, Трансильванию и т. д. Вдобавок в 1519 году его под именем Карла V избрали императором Священной Римской империи (а это вся Германия и оставшаяся часть Италии).
Корм оказался не в коня: уже в 1556 году Карл V разделил свои владения между испанскими и австрийскими Габсбургами, а сам, если применить современную лексику, стал дауншифтером: ушел в монастырь. Тем не менее бизнес Габсбургов по освоению Америки был вполне транснациональным: немецкие банкиры Фуггеры и Вельзеры дают Габсбургам кредит, последние снаряжают флот из итальянских моряков (Христофор Колумб был генуэзцем), сажают на него испанских солдат и чиновников, грузят голландское сукно и пр. Обратно в Европу идут галеоны, нагруженные золотом и серебром.
Морские грузоперевозки в разы быстрее и дешевле сухопутных (поэтому, к слову, сухопутные и колониальные империи устроены по-разному). Империю Карла V погубила слишком сложная и уязвимая логистика. Промышленно развитая Голландия, имевшая флот, кредит и мануфактуры, вернулась к модели греков и финикийцев: только опорные пункты на побережье плюс контроль над морской торговлей. Позднее ее опыт переняла Англия.
Pax Britannica полностью контролировала всю международную морскую торговлю — над всеми «игольными ушками» на морских путях (Гибралтар, Суэц, Магелланов пролив, Сингапур и др.) развевался британский флаг. Развитие массивных континентальных колоний, будь то густонаселенная Индия или почти безлюдная Канада, в основном происходило за их же счет. В лучшие времена британский флот должен был превосходить два следующих за ним по численности флота, вместе взятых. Британское право до сих пор обслуживает интересы бизнеса в крупнейших офшорах, когда-то являвшихся английскими колониями. В расчетах господствовал золотой стандарт: крупнейшая колониальная империя по определению имела больше золота, чем другие государства. Однако Первая мировая война подточила сначала золотой стандарт, а затем и империю.
Справка «Бизнес-ревю»В период расцвета территория Британской империи достигала 42,75 млн км2 — это крупнейшее из когда-либо существовавших государственных образований. Численность населения империи составляла около 480 млн человек. Империя контролировала 25% мировой суши, 25% населения Земли и 25% мировой экономики.
Из колонии — в СЭЗ
Практики различных колониальных империй были очень разными, что, конечно же, повлияло на их судьбу. От современного глобального бизнеса, который часто полемически именуют неоколониальным, колониализм все-таки отделяет известная дистанция: во-первых, товарообмен «колония — метрополия» был заведомо неравноценным, во-вторых, очень часто (хотя не всегда) он был насильственным, т. е. попросту являлся грабежом. Вместе с тем именно из колониальных практик (преимущественно британских) выросли современные ТНК.
Зачем государству тратиться на колониальные авантюры? Пусть этим занимаются частные компании, ОАО. Расцвет колониализма — это прежде всего Британская Ост-Индская компания, основанная в 1600 году 125 акционерами с капиталом 72 тыс. фунтов стерлингов. Она завоевала Британскую Индию (современные Индия, Пакистан и Бирма) и управляла ею до середины XIX века. Вест-Индские компании были у Франции, Голландии, Дании, Швеции, но это уже не тот масштаб. Компания торгует, компания управляет, компания ведет войны. Штаб-квартиры Ост-Индской компании, крупнейшей колониальной ТНК, располагались даже не в Лондоне, а в Сурате и Бомбее.
Хорошая идея — сэкономить на освоении огромных территорий, на котором столько потеряли сухопутные империи — от Римской до Австрийской и Российской. Пусть живут как хотят: минимум для бизнеса — порт на побережье, где можно торговать с местными. Лучше, конечно, торговать по своим правилам — по британскому законодательству. Так, в Китае с приходом Британской империи возникли сеттльменты (от англ. settlement — поселение) — европейские города внутри китайских городов. Они были экстерриториальны, охранялись британскими войсками и полицией, внутри них действовало английское право. Местные не имели права покупать недвижимость в сеттльменте и лезть туда со своими законами. Китайцы получали деньги за аренду у них территории сеттльмента и... все издержки от английской внешнеэкономической деятельности.
Еще урок: контролируя морскую торговлю, колониальные ТНК могли подтягивать недостающие ресурсы и совершенствовать бизнес-схемы. Англичане и голландцы модернизировали испанскую схему «галеоны с сукном в Америку — галеоны с золотом и серебром из Америки», создав «треугольную торговлю». Суда с европейскими грузами сначала шли в Африку, где выменивали товар на рабов, затем — в Америку, где выменивали рабов на производимую ими на плантациях колониальную продукцию (табак, сахар, индиго и пр.), после чего с этим грузом возвращались в Европу. В дальнейшем схема усложнилась: англичане в процессе минимизации издержек поняли, что большой рынок — сам по себе приз: выращиваем в Индии мак, продаем Китаю опиум. Не хотят китайцы покупать опиум? Грянули две опиумные войны (1840-1842, 1856-1860).
Для обслуживания колониальных внешнеторговых операций создается посредник между местным рынком и иностранным капиталом — слой бизнеса, специализирующийся на экспортно-импортных операциях и обычно называемый компрадорами (от исп. comprador — покупатель). За счет доступа к внешнему финансированию он в любом случае окажется конкурентоспособнее прочего местного бизнеса и рано или поздно поглотит все наиболее активные элементы последнего. Другое дело, что развитие национальной экономики в список его приоритетов не входит.
Каучук, селитра и тушенка
В выстраивании международной цепочки разделения труда и в ТНК как в принципе масштабирования бизнеса нет ничего плохого. Вопрос заключается в том, как именно цепочка выстраивается, труд делится, а бизнес масштабируется. Все постколониальные страны уже в XIХ веке столкнулись с тем, что их экономика не сбалансирована и поэтому очень уязвима. В экономике в ту пору господствовали манчестерская школа и фритрейдерство (от англ. free trade — свободная торговля). Их идеология проста: долой протекционизм, все тарифные и нетарифные ограничения во имя свободы торговли. В Британии, к слову, фритрейдерство стало мейнстримом в первой трети XIX века, когда уже была создана самодостаточная империя. Для страны, экономика которой основана на одном продукте (монокультуре), свободная торговля — приговор.
Впрочем, на этот счет есть альтернативная точка зрения, принадлежащая экономисту Дэвиду Рикардо (1772-1823). Он был британским подданным, однако происходил из португальских евреев-сефардов. Португалия — страна маленькая, хотя до 1970-х она исправно тянула на себе гигантскую колониальную империю (благодаря тому, что на международной арене ее «крышевала» Британия). Британские лорды очень уважали португальский портвейн и свободу торговли.
Итак, Португалия производит «портвешок», Англия — шерстяные ткани. Издержки при производстве вина в Португалии ниже. Теоретически и британское сукно она могла бы импортозаместить и производить его с меньшими издержками, чем англичане. Но Рикардо против: специализация, монокультуры, свобода торговли — безусловное благо, считает он. Обмен вина на сукно взаимовыгоден просто потому, что вино дешевле в Португалии, а сукно — в Англии. Логистику, таможенное регулирование выносим за скобки — остаются только товар и его цена. В этом состоит закон сравнительных преимуществ Рикардо: каждая страна специализируется на тех продуктах, для которых издержки сравнительно ниже, хотя в абсолютном выражении могут быть и выше, чем в других странах.
К чему приводит такая специализация, хорошо видно на примере Латинской Америки. В колониальную эпоху Испания запрещала там производства, способные конкурировать с европейскими. Латиноамериканцы получили независимость от метрополии, но структура их экономик осталась прежней, просто сменился доминирующий внешнеторговый партнер: сначала им стала Британия, потом — США. Перу столетиями добывала серебро, но рудники иссякли, цены рухнули — дальше вы знаете. У Чили уникальные запасы селитры, использующейся при производстве пороха, и меди. В конце XIX века страна пережила экономический бум, но он завершился точно так же, как начался. Сырьевое проклятие? Оно самое.
Даже исключительные преимущества при узкой специализации не приводят к устойчивому развитию. В конце XIX века в связи с изобретением двигателя внутреннего сгорания европейским машиностроителям понадобился каучук для шин, добываемый из сока гевеи. Где растет гевея? В Бразилии, Эквадоре, Перу, Боливии... В этих странах начался экономический бум, принесший невиданные состояния и продлившийся до конца Первой мировой войны. Но уже в 1879 году англичанин Генри Уикем контрабандой вывез семена гевеи в Лондон, после чего были созданы каучуковые плантации в британской Малайзии. В 1920-1930-х годах сначала русские, а затем немцы стали производить синтетический каучук. Экономическое чудо кончилось.
Впрочем, гевея — все-таки экзотика. Давайте попроще — тушенка. В Аргентине, как известно, пампасы, поэтому говядины много, и к началу ХХ века в некоторых провинциях не знали вкуса хлеба. В конце XIX века аргентинский ВВП рос по 7-8% в год, а потом началась Первая мировая война и наступила полная лафа: европейцы бросили поля, залезли в окопы и нуждались в еде. Как раз были изобретены рефрижераторы, сделавшие возможными трансатлантические перевозки продовольствия. К концу Первой мировой аргентинский подушевой ВВП превысил французский и итальянский. А потом? Правильно, потом все кончилось. Исключений не бывает: ткните наугад в какую-нибудь африканскую страну, и обнаружится, что 80% ее экспорта — какао-бобы, кругом людоеды, муха цеце и ни одной шоколадной фабрики (все в Бельгии или во Франции).
Невидимая рука ВЭД
Почему же «белый и пушистый» национальный бизнес так неудачлив в диверсификации и импортозамещении? Если логика государства — устойчивое развитие, то логика бизнеса — максимизация прибыли. Когда каучук или тушенка приносят 100-200% прибыли, все будут заниматься каучуком и тушенкой. Создавать импортозамещающие производства — долго, добиваться возврата инвестиций — трудно. Технологии можно купить, украсть, скопировать. А вот кредиты вам охотнее дадут под каучук и тушенку, чем под химкомбинат или производство рефрижераторов. В этом любитель портвейна Рикардо прав: бизнес смотрит только на сегодняшние цены и издержки. Транснациональный капитал, приходя на национальный рынок, перестраивает его под себя.
Почему Восточная Европа развивается медленнее Западной? В XVI–XVII веках Англия и Нидерланды встали к ткацким станкам, благодаря чему из производителей хлеба превратились в потребителей. Восточная Европа (Пруссия, Польша, Россия, Венгрия, Румыния и пр.) ответила на возросший спрос вторым изданием крепостного права, даже более жестким, чем первое. По существу, помещичьи хозяйства перестроились на манер колониальных плантаций Америки. Помещик продавал зерно, взамен получал ширпотреб. Как пишет историк Фернан Бродель, чем дальше от меридиана Берлина на восток, тем дешевле стоил хлеб в Европе. Зачем открывать собственные мануфактуры, если сельское хозяйство гиперрентабельно? Барки с зерном спускались вниз по рекам — к Данцигу, Риге, Архангельску и другим портам, куда заходили купеческие суда. Зерно за сукно, сукно за зерно — Рикардо понравилось бы.
Нельзя сказать, что этот путь безальтернативен. Но когда национальному бизнесу выгоднее встраиваться в транснациональный, чем замещать его, единственным субъектом самостоятельного экономического развития становится государство, вынужденное проводить протекционистскую политику. Однако протекционизм — игра вдолгую, чреватая неожиданностями. Государство — не лучший менеджер: чиновники тупят и воруют. Маневр у него ограничен, а деньги нужны всегда. Когда в 1812 году Наполеон переходил через Неман, он требовал от Александра I лишь одного — присоединиться к континентальной блокаде Британии. Но Александр I при всем желании не мог пойти ему навстречу: 80% русского экспорта приходилось на Англию, главным кредитором была также она.
Классикой протекционизма в отношении национального бизнеса считается политика Германии второй половины XIX века. Когда продукция германской промышленности стала конкурентоспособной (еще в конце XIX века надпись made in Germany означала примерно то же, что сейчас означает made in China), немцы, как и англичане, из протекционистов превратились в яростных фритрейдеров. А как только по ключевым показателям международной торговли они начали обгонять Британию, мир вступил в эпоху мировых войн.
Когда умолкают пушки
Именно Вторая мировая война стала началом эпохи торжества свободной торговли. США оказались главным кредитором и основным арсеналом воюющих держав и нарастили промышленные мощности до такой степени, что конкуренции уже не боялись. Если колониальные ТНК старого типа работали в условиях эксклюзивно-преференциального доступа на какой-либо национальный рынок, то после 1945 года этот доступ провозглашался равным и свободным — конкуренцию выигрывали все равно США, а основной мировой валютой считался доллар. Ключевым событием в этом процессе стало подписание Уинстоном Черчиллем и Франклином Делано Рузвельтом 14 августа 1941 года на базе ВМФ в Арджентии Атлантической хартии.
Справка «Бизнес-ревю»Пункт 4 Атлантической хартии провозглашал «свободный доступ всех стран, великих или малых, к мировой торговле и сырьевым ресурсам, необходимым для экономического процветания»; пункт 5 ставил целью «глобальное экономическое сотрудничество и повышение благосостояния». В дальнейшем 1-22 июля 1944 года на Бреттон-Вудской конференции система золотого стандарта была заменена системой, основанной на долларе США, который, в свою очередь, до 1971-1978 годов обеспечивался золотом, оцениваемым по фиксированной цене. Были заложены основы Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития. В 1947 году было заключено Генеральное соглашение по тарифам и торговле — ГАТТ (англ. General Agreement on Tariffs and Trade), из которого позднее выросла Всемирная торговая организация. ГАТТ ставило целью минимизацию барьеров в глобальной торговле.
Два десятилетия США и СССР увлеченно деколонизировали мир, вышвыривая Британскую империю из ее колоний и доминионов. Однако деколонизируемые страны все равно оставались зависимы от существовавших экономических связей и, следовательно, от ТНК, в цепочку которых эти связи были встроены. В ООН проблему взаимоотношений развивающихся государств и ТНК пытались решить с 1972 года — именно тогда была принята специальная хартия, призванная «регламентировать и контролировать зарубежные инвестиции в рамках распространения национальной юрисдикции». Некоторое время хартия даже формально действовала. Согласно документу ни одна страна не могла принуждаться к предоставлению преференциальных условий иностранному капиталу. Уже с начала 1980-х хартию 1972 года начали обходить и игнорировать. В 1992 году, когда мир стал однополярным, документ отредактировали сообразно новым реалиям. Победа фритрейдерства была полной и окончательной: отныне не ТНК и «крышующие» их великие державы конкурируют за доступ на рынки третьих стран, а национальные юрисдикции конкурируют за приток иностранного капитала.
Welcome to the market
Как протекает конфликт транснационального и национального капитала сегодня? К концу статьи можно отбросить колониальные и постколониальные примеры — они хорошо иллюстрируют суть проблемы, но по нынешним временам жестковаты.
Возьмем старую добрую, донельзя цивилизованную Европу. У национального капитала по-прежнему небольшой выбор при конфликте с транснациональным европейским: 1) гарантированно погибнуть в неравной конкурентной схватке; 2) встроиться в цепочки ТНК — через взаимодействие с ними или через M&A (продажа бизнеса). Вы наверняка читали множество статей о том, как ЕС субсидирует владельцев шпротного заводика в Латвии или собственников виноградников в Греции, чтобы они закрыли свои предприятия и не путались под ногами у серьезных компаний из Западной Европы.
Это не единственный путь к гегемонии на рынках. ЕС еще в 1980-х, когда было ЕЭС (Европейское экономическое сообщество), стандартизировал свой внутренний рынок. Хочешь иметь доступ на рынок ЕС? Принимай европейские стандарты. Принял? Если твой рынок гармонизирован со стандартами ЕС и директивами Еврокомиссии, рано или поздно туда, на подготовленную площадку, придут европейские ТНК и выиграют конкуренцию. Если же они конкуренцию проигрывают, на помощь опять приходят стандарты: ЕС жестко регламентирует, например, форму и размер огурцов или площадь и интерьер клеток кур-несушек. Не смейтесь: из-за отсутствия в куриных жилищах поилок, игрушек и прочих предметов интерьера дешевые яйца из Восточной Европы перестали конкурировать с более дорогими, но гуманистичными западноевропейскими. Если даже в таком технологически примитивном секторе, как АПК, большая часть рынка и квот у западноевропейских ТНК, что говорить о машиностроении, на котором специализируется Германия? После финансового кризиса 2007-2008 годов сначала Западная Европа, а затем и Восточная постепенно стали пытаться вернуться к протекционистским практикам в отношении национального бизнеса. Но от внешнеторговых партнеров они все равно требуют открытых рынков.
ТНК, приходя на новый рынок, в фазе роста скупают конкурентные национальные бизнесы и инвестируют в них. А что они делают на этом рынке в фазе спада? Как показал пример Греции, просто забирают деньги и уходят, оставляя государство на бобах.
Проблема «протекционизм или свобода торговли», «национальный бизнес или транснациональный» в идеале, конечно, неразрешима. Точнее, ее решение зависит от субъекта, который ставит ее перед собой. Это проблема не бизнеса, а государства и его элиты.
Абсолютное большинство государств сегодня ни по экономическим ресурсам, ни по политическим рычагам влияния несопоставимы с ТНК. У транснационального капитала нет нужды прислушиваться к мнению правительства небольшой страны — проще продавить свою точку зрения через надгосударственные объединения или страну базирования. И, к слову, откат серьезная ТНК сулит больший, чем какое-нибудь ОАО «N’ский жирокомбинат». Для чиновника из маленького государства Восточной Европы заветная мечта — пополнить ряды евробюрократов. Излишне говорить о том, чьи интересы ему будут ближе.
Тем не менее сегодня в глобальном масштабе маятник снова качнулся в сторону протекционизма. Прогресс не линеен: на каждом новом этапе человечество обречено искать новую формулу взаимодействия национального и транснационального начал в экономике. Вопрос в том, кто ведет этот поиск и в чьих интересах.
Впервые материал был опубликован в журнале «Бизнес-ревю» № 1/2018.
