В преддверии принятия нового Налогового кодекса колумнист Office Life анализирует особый упрощенный режим уплаты налогов и приходит к выводу, что как бы ни была хороша изначальная идея, надо всегда опираться на практику. А вот здесь уже начинаются «схемы»...
Для белорусских бизнесменов, применяющих упрощенную систему налогообложения, есть две новости. Плохая: в следующем году их ждут лишь традиционная индексация критериев выручки и новые ограничения. Хорошая: эти ограничения не столь серьезны, как могли быть.
Власти не согласились с призывом некоторых бизнес-союзов увеличить лимит валовой выручки для применения УСН до российского уровня. Он сегодня у наших соседей составляет 150 млн российских рублей, тогда как у нас 1,8511 млн белорусских рублей — для применения организациями УСН с уплатой НДС, 1,2701 млн — без НДС, а для индивидуальных предпринимателей — 202,7 тыс. Правда, в РФ ставки налога при УСН несколько выше: 15% (доходы минус расходы) или 6% (с дохода), но местные власти наделены правом снижать эти ставки и часто это делают, стимулируя платить именного его.
У нас этот режим тоже довольно популярен. По данным МНС, в 2016 году упрощенную систему налогообложения применяли 195,8 тыс. плательщиков, в 2017-м — 199,6 тыс., а по итогам 6 месяцев 2018-го — почти 208 тыс. субъектов хозяйствования.
Однако удельный вес уплаченных этими субъектами налогов увеличился с 4,3% в 2016-м до всего лишь 4,4% в первом полугодии текущего года, а сумма выросла практически так же, как объем выручки организаций в стране. При этом собственно налог при УСН составляет около половины налоговых платежей «упрощенцев», причем если у организаций — 39-40%, то у ИП — 80%.
Критерии применения УСН и определения субъектов малого предпринимательства не совпадают. Но этот режим налогообложения предназначается именно для них. Так что вполне можно считать, что этот особый налоговый режим является своеобразной преференцией для малого бизнеса. Предполагается, что «упрощенка» позволяет малым предприятиям и индивидуальным предпринимателям минимизировать налоговую нагрузку и административные издержки. Это должно облегчить таким субъектам вход на рынок и адаптацию на начальной стадии развития бизнеса. Минимальные налоги здесь — весьма существенное конкурентное преимущество. Если исходить из цели увеличения числа субъектов МСП и роста их доли в экономике страны, то логично предположить, что чем больше таких субъектов сможет применять «упрощенку», тем вернее будет достигнута такая цель.
Но тут, как часто случается, есть своя темная сторона. Не секрет, что УСН, как, впрочем, и иные особые налоговые режимы, часто и весьма эффективно используется для оптимизации налогообложения. Поэтому законодатели пытаются ограничить сферу применения подобных режимов. Но ограничительные меры бьют не столько по намеченным целям, сколько по совершенно другим мишеням.
К примеру, не секрет, что некоторые компании обеспечивают себе применение УСН путем дробления бизнеса на несколько организаций, чтобы в каждой или некоторых из них выручка соответствовала критериям применения «упрощенки». Чтобы как-то притормозить эти процессы, наши законодатели запретили применять УСН коммерческим организациям, в которых более 25% акций (долей в уставном фонде) принадлежит одной или в совокупности нескольким другим организациям. Но «оптимизаторов» это не остановило: можно не разделять/выделять компании, а создавать новые, в которых собственниками числятся другие лица. В результате пострадали лишь те субъекты хозяйствования, которые пытались выделить непрофильные и вспомогательные подразделения, чтобы действительно оптимизировать структуру своего бизнеса с самыми благими намерениями.
Еще одна модная схема налоговой оптимизации с «упрощенкой» — заменять штатных руководителей управляющими — индивидуальными предпринимателями. Выплата им вознаграждений вместо директорской зарплаты при использовании УСН дает существенную экономию на налогах и отчислениях на социальное страхование. Чтобы как-то ограничить эту схему, в проекте новой редакции Налогового кодекса предлагается установить, что организации смогут включить в затраты, учитываемые при налогообложении прибыли, расходы на управленческие услуги, оказываемые ИП, а также организациями, которые применяют особые режимы налогообложения (то есть, по сути, УСН), в пределах суммы, рассчитанной исходя из коэффициента соотношения средней зарплаты руководителей организаций и средней зарплаты по организации в целом, установленного в соответствии с законодательством. Напомним, такой коэффициент для госпредприятий равен 8. Это ограничение, возможно, несколько сузит сферу применения описанной схемы, но станет неприятным сюрпризом для групп компаний, выделяющих управленческие функции в обособленной структуре.
У нас схема «ИП — управляющий-упрощенец», послужившая в 2005 году одной из статей обвинения на первом процессе М.Ходорковского, шумно популяризировалась и практически безнаказанно тиражируется уже несколько лет. В России именно из-за нее в законодательстве появилось грозное понятие «необоснованная налоговая выгода», которая в прошлом году трансформировалась в знаменитую статью 54.1 НК РФ. В ней прямо запрещается уменьшение налоговой базы и (или) суммы налога в результате искажения сведений о фактах хозяйственной жизни и объектах налогообложения, если основной целью операции являются неуплата (неполная уплата) и (или) зачет (возврат) суммы налога. Такой подход отнюдь не российское ноу-хау. В Евросоюзе в июне этого года вступил в силу регламент, также направленный на активную борьбу с уходом от налогов путем разнообразных схем, заклейменных термином «агрессивное налоговое планирование». Механизмы выявления таких схем и противодействия им за рубежом с каждым годом становятся все жестче даже по сравнению с нашим «антилжепредпринимательским» указом № 488. Правда, четкие правовые рамки и судебная практика позволяют там преследовать лишь настоящих нарушителей, не беспокоя добросовестных плательщиков.
