С нынешними соседями — а это пять стран: Латвия, Литва, Польша, Россия и Украина — нас связывают и разделяют не только современные границы (или их отсутствие), но и общая история. С каждым из перечисленных соседей в разное время земли современной Беларуси развивались в рамках одного государства.
Латвия. Общая история насчитывает более 420 лет. В Великом княжестве Литовском (1565–1793) — 228 лет, затем в составе Российской империи (1793–1917) — 124 года, а потом еще более 70 лет — в составе СССР.
Литва. В едином государстве — более 640 лет: 100 лет — от Гедимина до Грюнвальда (1311–1411), затем — в составе Великого княжества Литовского, далее — 506 лет по всем разделам и объединениям снова вместе (1411–1917), и потом еще 70 лет — в составе СССР.
Польша. Общая история составляет 550 лет. Сначала в личной унии (1385–1569) — 184 года, затем в едином государстве Речь Посполитая (1569–1795) — 226 лет, а потом частично в составе Российской империи (1795–1917) — 122 года. Кроме того, и в XX веке — около 18 лет — частичка общей истории.
Россия. Около 200 лет: чуть более 100 — в составе Российской империи (1795–1917), а затем еще более 70 лет — в составе СССР.
Украина. Общей истории — более 620 лет. В едином государстве Великом княжестве Литовском (1362–1569) — 207 лет, в составе конфедерации Речи Посполитой (1569–1795) — 226 лет, в составе Российской империи (1795–1917) — 122 года, в составе СССР — 73 года.
Наша страна живет и развивается как независимое государство почти 30 лет. Соседи и относятся к нам по-разному, и даже называют нас не одинаково: латыши — Baltkrievija, литовцы — Baltrusija, поляки — Bialorus, россияне — Белоруссия, украинцы — Білорусь. И если некоторые варианты соседской ономастики оставляют нас равнодушными, то один из них в последние годы вызывает достаточно эмоциональные попытки исправить ошибку в речи говорящего.
Интересно проследить, как соседство влияло на жизнь и развитие государств, которые некогда были на территории современной Беларуси.
Приведем лишь некоторые интересные примеры в качестве иллюстраций к народной мудрости.
Межи да грани — ссоры да брани
Все государственные образования на территории современной Беларуси находились в окружении сильных и небедных соседей (в разное время для разных государств с одной стороны — поляки, немцы, с другой — россияне). Из-за этого значительное внимание и немалые бюджеты отдавались на содержание силовых структур. Армия со времен князей Всеслава, Миндовга, Гедимина, Витовта и их потомков давала уверенность в завтрашнем дне и сохранении суверенитета и была гарантом укрепления и расширения границ. Так что внимание к численности и составу силовых структур у нас, можно сказать, на генном уровне, из глубины веков. Тем не менее нашим правителям не раз приходилось вступать в военные коалиции, привлекать к военным действиям иностранных наемников, просить военной помощи у соседей.
О численности и подготовке войска ВКЛ можно судить по некоторым сведениям из описания Грюнвальдской битвы (1410) — против тевтонских рыцарей и битвы под Оршей (1514) — против русских князей.
Например, в Грюнвальдской битве — одной из самых масштабных баталий в Европе того времени — можно увидеть и большую по численности армию, и коалицию, и привлечение внешних вооруженных сил. В боевых действиях участвовало около 40 тыс. человек со стороны объединенной польско-литовской армии (по другим данным — до 60 тыс. воинов) против 27 тыс. — в тевтонской. В объединенной армии Королевства Польского и ВКЛ было 40 литовских хоругвей и 50–51 — польских. На стороне союзников выступали отряды из Чехии и Моравии, Молдавии, Венгрии, а также наемный татарский конный отряд. Основу союзной армии в том числе составляла конница, но значительная часть ее была легкой. Пехота в основном защищала лагерь. Армия тевтонцев также была сборной: ее поддержали чешский король, на помощь пришли большие отряды западноевропейских рыцарей и наемников (германцы, французы, швейцарцы, англичане) — в надежде на легкую добычу в краю еретиков и язычников. Итог битвы: победа Витовта и Ягайло. Потери ордена оцениваются в 22 тыс. человек (включая 8 тыс. убитых и около 14 тыс. пленных). Потери союзной армии также были тяжелыми: до 12–13 тыс. убитых и раненых. И численность армии, и потери надо оценивать исходя из того, что в XV–XVI веках на территории ВКЛ проживало около 2,3 млн человек.
Интересно, что практически накануне (в масштабах истории) — за 30 лет до победоносной битвы против Тевтонского ордена — у этого самого ордена Витовт просил помощи в борьбе против своего брата Ягайло и получил необходимую поддержку. А вот 30 лет прошло, и расстановка сил изменилась: Витовт объединился с Ягайло против тевтонцев. Интересная штука эта политика.
Битва под Оршей (1514) спустя век после Грюнвальда на другом рубеже — одно из самых масштабных сражений в ходе Русско-литовской войны. На поле боя встретились 40 тыс. русских воинов (это по информации польских историографов, или 12 тыс. воинов — по данным русских историков) против 12 тыс. воинов ВКЛ и Королевства Польского (по данным польских историографов, или 25 тыс. — по данным русских историков). В этой битве проявились стратегические и тактические умения гетмана К. Острожского, а также опыт взаимодействия всех родов войск на поле боя: совместное действие тяжелой и легкой конницы, пехоты и полевой артиллерии — чего не смогли показать на поле боя русские военачальники. Несмотря на эпичность победы под Оршей, стоит отметить, что ценность всего — и битвы, и потерь, и победы — была не в исходе самой битвы (войска ВКЛ должны были, но так и не смогли вернуть Смоленск в состав своего государства), а в дальнейших политических победах. Результаты этой баталии стали мощным инструментом в руках политтехнологов того времени, они смогли развернуть широкую пропагандистскую кампанию. И вот уже великий князь литовский Сигизмунд в письмах к влиятельнейшим европейским монархам сообщает, что его войска эпично победили восточных схизматиков, представлявших угрозу для всего западного католического мира, честь и хвала королю и его войскам, Европа спасена. Да и в наше время многие считают битву под Оршей феерической победой литвинов над русскими соседями. Так что ту пропаганду можно встретить и сейчас.
Мы вспомнили битвы, где правители-предки выступали инициаторами военных действий, но знает история и войны, так сказать, «по касательной». Интереснейший эпизод — Ливонская война (1558–1583), одна из самых кровопролитных войн на территории современной Беларуси, крупнейший военный конфликт XVI века, в котором участвовали Ливонская конфедерация, Русское царство, Великое княжество Литовское (с 1569 года — Речь Посполитая), Шведское и Датское королевства. А начиналось все достаточно для нас безобидно: Русское царство объявило войну Ливонской конфедерации, Иван Грозный имел желание получить выход в Балтийское море. Казалось бы, при чем тут соседи?
Ливонская конфедерация заключила договор с польским и литовским государствами и создала тайный оборонительный союз накануне войны, рассчитывая на помощь соседей. Было известно Ивану IV Грозному об этом союзе или нет — доподлинно неизвестно, однако факт вмешательства этих государств в дела ливонские русскому государю был очевиден. И если первые годы войны на территории ВКЛ не проходило военных действий, то с 1561 года все изменилось. На Москву оказывалось серьезное дипломатическое давление со стороны Литвы, Польши, Швеции и Дании, имевших свои виды на ливонские земли. С марта 1559 года литовские послы настоятельно требовали от Ивана IV прекратить военные действия в Ливонии, грозя в противном случае выступить на стороне Ливонской конфедерации. Вскоре с просьбами прекратить войну обратились шведские и датские послы. Иван IV на военные неудачи и нежелание именитых бояр вести борьбу против Литвы ответил репрессиями против боярства, в 1565 году была введена опричнина. Тем временем его оппоненты, Королевство Польское и Великое княжество Литовское, сумели договориться и заключить государственный союз — Люблинскую унию (1569), положивший начало федеративному государству Речь Посполитая, ставшему на некоторое время непобедимым. По итогам войны Ливонская конфедерация перестала существовать. Ее территории перешли к Швеции, Дании и Речи Посполитой.
На межах да на распутьях нечистая сила
Эта народная мудрость наиболее просто объясняет, почему в истории взаимодействия наших правителей так часто встречаются истории о политическом лавировании, разного рода нарушениях союзных договоров, предательствах и со стороны своих граждан, и со стороны соседей-союзников. Не во всех действиях политиков можно усмотреть логичную последовательность, проще объяснить многие действия так: бес попутал — чем вдаваться в пространные размышления о государственных долгах и долге, защите державы и перспективах ее развития. Знает наша история много эпизодов лавирования и политических альянсов от Миндовга, Гедимина, Витовта до деятелей практически новейшей истории. В лавировку уходили, стараясь обретать среди соседей союзников, на время укрепляясь против других соседей, без обязательств и клятв в вечной верности.
Тут самое время вспомнить историю взаимодействия последнего короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского, выходца из знатного рода польской шляхты. В 23 года он закрутил роман с российской императрицей Екатериной II, которая, в свою очередь, помогла ему — в 32 года — стать королем польским, а затем всячески способствовала его безбрачию (то ли из-за сильной любви, то ли из-за желания не дать укрепиться соседней державе в династическом браке). Екатерина не только мастерски рушила планы на брачные союзы Станислава, но и изящно руководила его внешней и внутренней политикой. Король Станислав поверил ей настолько, что в какой-то момент отказался от сопротивления русским войскам и, по сути, сдал страну, точнее — подарил ее бывшей возлюбленной: акт об отречении от престола Речи Посполитой Станислав подписал в день именин императрицы. Итог известен. Показательно и то, что владычица Екатерина потребовала подписать отречение от престола разделенной страны именно в день своих именин. Кто предал любовь, а кто — страну, история уже рассудила, и кому-то суждено было стать последним королем, а кому-то — правителем, при котором Российская империя обрела статус великой державы: Крым стал их, и границы были значительно расширены, в том числе за счет соседей.
Но и представители Речи Посполитой в свое время особенно не скромничали и не считали зазорным возвести на престол российского государства своих ставленников, ну или хотя бы попробовать сделать это. Вспомнить тут надо Смутное время (1598–1613) и Лжедмитриев, которые вдруг воскресали и претендовали на российский престол под надежным польским покровительством. Когда на соседский трон восходил максимально лояльный правитель, можно было сосредоточить все силы и войска в других местах, расти и расширяться, не боясь получить неожиданные удары в спину. Соседи-то не дремлют и ждут момента проявить «добрососедство». Исход попыток возвести на трон прозападных Лжедмитриев выглядел так: Русско-польская война на 9 лет, Семибоярщина и ряд других мероприятий, значительные потери российским государством своих земель, но это уже не про соседство, а про войны и смуты.
Соседство — взаимное дело
Тем не менее уже в те далекие доконституционные времена были мирные решения геополитических вопросов. Или как минимум — попытки подобных решений. С целью дружественного и родственного взаимодействия с соседями правители наших земель готовы были отдать им самое дорогое — своих детей.
Например, князь Витовт отдал свою дочь Софью в жены наследнику Дмитрия Донского — великому князю московскому и владимирскому Василию. Василию еще до женитьбы удалось выкупить у Орды ряд русских городов, приобрести города и земли Владимирского княжества, а брачный союз с ВКЛ позволил вступить в политический союз с соседним сильным государством. Василий не противодействовал утверждению литовского влияния в Смоленске в 1395 году, пропускал войска Витовта через свои земли без возражений, оказывал ему всяческое содействие. А когда все же столкновения интересов феодальных стран возникли, решался конфликт практически по-родственному: Василий I собрал войско против князя Витовта, весной 1406 года армии зятя и тестя встретились под Тулой, и бой, не начавшись, закончился перемирием. Два года спустя снова конфликт: войска тестя и зятя стояли друг против друга почти полмесяца на реке Угре, но так и не начали бой, снова замирившись.
Интересно, что сыновья Софьи и Василия I были единственными внуками Витовта, поэтому московские князья, пусть чисто символически, позднее могли считаться претендентами на литовский престол. Позднее это же обстоятельство сыграло свою роль во второй половине XVI века, когда Иван Грозный, праправнук Витовта, и его сыновья выдвигались в качестве кандидатов на польско-литовский престол.
В то же время благодаря предусмотрительной родственной политике Витовта и Василия за 36 лет правления князя московского его держава не ощутила каких-либо внутренних потрясений, инициированных соседом-тестем, что позволило обоим государствам качественно противостоять другим врагам и угрозам, расти и развиваться.
Интересным завершением династических браков XIV–XV вв. между русскими и литовскими князьями стала свадьба Елены, дочери Ивана III (того самого, Васильевича), и великого князя литовского Александра. Иван Васильевич, известный как собиратель земель, стремился расширить границы своих владений, что привело к столкновению с соседом — ВКЛ. Итогом Русско-литовской войны (1487–1494) стал брак великого князя литовского и дочери Ивана III, что, однако, не помешало державам враждовать на протяжении ближайших десятилетий. Граница между государствами продолжала оставаться весьма нечеткой, к традиционным пограничным спорам прибавилась еще и религиозная проблема: отцу Ивану Васильевичу доложили, что его дочери Елене в стране мужа навязывают католическую веру. Это привело к новым кровопролитным военным конфликтам. И именно во времена тестя великого князя Александра мир узнал о том, что Москва — третий Рим.
Чертополох да осот от соседа к соседу под тыном пробирается
Информационные войны, которые из-за развития технологий в XX и XXI вв. стали особенно популярны и востребованы, не были изобретением новейшего времени. Просто в седых веках не было интернета, информацию распространять было сложнее. Но сами методы информационных войн и пропагандистской работы были известны уже в те времена.
Иван III заявил, что Москва — третий Рим. (В политическом плане это означало: Москва является преемницей Римской империи и наследует ее права на величие и вечность. В теологическом смысле это означало: «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать». Первые два Рима подвергнуты наказанию за их измену православию, после чего их место заняла Москва. Если же и Москва впадет в грехи, за ней не последует четвертый Рим просто потому, что нигде в мире нет больше ни одного православного государства. Это означало бы конец света.) Соседи поляки также активизировались и увлеклись сарматской теорией, упиваясь версией о своей уникальности в мировой истории и считая себя прародителями рыцарства и всех европейских высших сословий. Что оставалось шляхте ВКЛ? Творить мифы о себе — не менее достойные, чем у соседей, в доступной форме.
По этой причине в конце XV — начале XVI века в авторитетных источниках, коими на то время являлись летописи, появляется максимально правдоподобно оформленная история происхождения великокняжеской знати. Рассказ о том, что предки литовских шляхтичей ведут свой род от Полемона, римского патриция, который вынужден был бежать в эти земли от кровавых зверств императора Нерона. Политтехнологи того времени приложили немало усилий, чтобы переплести правду и вымысел, увязать схему передвижения, топонимику и нейминг с семьей Полемона, а также снабдить историю реальными сведениями из других древних летописей. Такое было время, такие вот соцсети. Долгое время потом исследователи будут отделять зерна от плевел и решать, что правда, а что ложь.
Распространялась эта история достаточно медленно: все же летописи — вещь объемная и рукописная, но спустя века можно свидетельствовать: легенда о римском происхождении была востребована в обществе великокняжеской шляхты, падала на благодатную почву и давала свои всходы: литвины увлеченно верили, что их шляхетство ничуть не хуже, чем московское дворянство или шляхетность ляшская. Им нравилось тоже быть невероятными. Вера в эту саму невероятность окрыляла шляхту и позволила ВКЛ сохранить даже в составе государства-конфедерации ряд атрибутов самостоятельности и независимости, постоянно соперничая за права и вольности со своими соседями поляками на равных. А в наше время, если вдруг вас неумолимо тянет в Рим, этому есть разумное объяснение: гены зовут. Летописи подтвердят.
Легенды, идеи и законодательные акты, возникающие у соседей, не только вдохновляли, но и могли устрашать соседей. Вспомним хотя бы волнение императрицы Екатерины II в 1791 году, когда в Речи Посполитой была принята Конституция. Императрица, зная о событиях того времени во Франции, имела праведные опасения, что идеи конституционного государства из Речи Посполитой могут под тыном пробраться и в ее страну и отменить сладкое самодержавие. И пресекла пересечение идеями границ как смогла: Речь Посполитая в итоге ряда мероприятий исчезла с карты Европы.
С соседом дружись, а тын городи
Неплохой иллюстрацией к этому высказыванию может стать история о Вечном мире (1686) — мирном договоре между Речью Посполитой и Руским царством, попытавшимися стать заклятыми союзниками. При его заключении Русское царство выкупило у Речи Посполитой Киев и закрепило за собой его принадлежность, а Речь Посполитая получила деньги и некоторые приграничные земли. Основное значение этого Вечного мира заключалось в том, что мирный договор открывал возможность для объединения государств против общей угрозы — татаро-турецкой агрессии. Россия примкнула к антитурецкой «Священной лиге» (союзу Австрии, Речи Посполитой и Венеции), а несколько позже Вечный мир стал основой русско-польского союза в Северной войне 1700−1721 годов. Как видим, даже заключая мирные договоры, правители наших земель готовились к войне.
Сосед спать не дает: хорошо живет
Зависть — мероприятие энергозатратное. Как только в любой исторический момент кому-то из наших соседей казалось, что у нас все слишком хорошо (слишком спокойно, слишком богато, слишком перспективно), наши земли начинали становиться лакомым куском и заветной мечтой соседей. Историки об этом хорошо знают. Но если у нас все было не очень хорошо, соседи готовы были и помочь, и под крыло свое забрать, что не единожды и делали, иногда — в том числе и с нашего согласия. Но наш невероятный народ всегда был желанным для любых правителей-соседей.
