Три процента
Этот год очень быстр. Инфоповоды сменяют друг друга. Сайты, соцсети, телевидение пестрят цифрами и статистикой. Многие новости, вне зависимости от степени их достоверности, моментально разлетаются, становятся популярными мемам,и и из-за скорости событий теряются первоисточники и начальные значения. Мем «3%» наверняка уже видел каждый белорус, несмотря на оперативную работу коммунальщиков и силовиков по его устранению с улиц и из сознания. Еще в начале июня он стал очень популярной цифрой. В конце мая ряд СМИ провел опросы своих читателей-пользователей, местные телеграм-каналы провели несколько онлайн-опросов в преддверии выборов. Как минимум в двух таких опросах Александр Лукашенко набрал лишь от 3 до 6%. Моментально по соцсетям разлетелся мем «Саша 3%». Даже самые ярые сторонники действующей власти признавали в то время, что эти 3% больше пропагандистская работа, чем реальная ситуация. Интересно, что сочетание «имя политика + %» не находка Беларуси 2020 года. Так, соседняя Россия с 1999 года знает мем «Миша 2%» (тут речь идет о Михаиле Касьянове, премьер-министре Российской Федерации, и меме, который был достаточно популярен и был направлен на дискредитацию политика). Простые слова в сочетании с простыми цифрами — понятный инструмент для управления массовым сознанием. Вернемся же к цифрам.
Три процента — это 300 тысяч белорусов, чуть менее 10% населения Минска. Подавляющее меньшинство, которое по законам математики должно округлиться в сторону подавляющего большинства. Но то, что кто-то кого-то должен подавлять, претит нашему новому невероятно чувственному.
И что интересно: если в начале лета, распространяя эти самые 3%, многие, вдруг активно заинтересовавшиеся политикой, говорили о том, что 3% — свидетельство непопулярности, меньшинства, статистической погрешности, то ближе к осени эта цифра «переобулась» и вдруг стала очень значимой. Но уже в другом контексте. Если в начале лета речь шла о том, что 3% — это мизерно мало, что 97% не поддерживают действующую власть, то ближе к осени заботящиеся о судьбе нашей страны акцентируют внимание на том, что 3% — это практически достаточное количество населения для того, чтобы вести страну к переменам. Цифра-то, по сути, та же. Что же изменилось?
Цифры
Цифры этого года теряют точность. Точнее — весомость и математическую достоверность. И, как следствие, теряют доверие. Они стали легко корректируемыми и управляемыми и переходят из области точных наук в область чувственную. Сегодня у нас вряд ли кто-то сможет назвать самый точный источник проверенных данных, с точностью назвать количество участников мирных протестов и по отдельно взятым выходным, и за весь период, поскольку цели разные: кто-то стремится преувеличить, кто-то — преуменьшить, сколько пострадавших, сколько задержанных и осужденных и т. д. Цифры не укладываются в рамки рационального, переходят в область эмоций. Люди сливаются в толпы, становятся статистическими результатами, и умы тяготеют к чувственному. Не к цифровому, рациональному, а к моральному выбору. Выбирают, что близко, а что — нет, что привлекает, а что отталкивает.
И этому нашлось в том числе и научное объяснение (или почти таковое). Так, по данным исследования Эрики Ченовет (которую очень любит приводить в качестве авторитета ставший народно любимым у нас М. Кац), политолога Гарвардского университета, концентрирующейся на изучении вопросов гражданского сопротивления с 1900 по 2006 год, история знает многие примеры, когда, казалось бы, незначительный процент числа протестующих смог оказать реальное действие на происходящее в разных странах.
Согласно этому «правилу», провозглашенному профессором, трех с половиной процентов населения, участвующего в кампании гражданского сопротивления, достаточно для свержения авторитарного режима.
Эрика Ченовет утверждает, что при участии в протестах 3,5% населения (причем именно в мирных протестах — это принципиально важно) политические кампании в большинстве случаев были успешными. Работа «Почему гражданское сопротивление работает» на примере 323 насильственных и ненасильственных кампаний утверждает, что сила — не всегда в подавляющем большинстве, не в подавлении и не в насилии. Этому есть и объяснения, и свидетельства.
0,5 может стать решающим. Или нет. Рассуждения
Можно по-разному относиться к исследовательской работе данного профессора, можно обращать внимание на то, что некоторые акты ненасильственного сопротивления, представленные данным профессором, противоречивы и небесспорны (как, например, описание белорусского партизанского движения в 1945 году, отображение ненасильственных событий Афганистана 1978 года или ненасильственная палестинская интифада 1987–1993 годов), однако можно попытаться найти и причины популярности подобных теорий и того, почему так охотно в эти теории мы верим.
Насилие претит человеческой природе и отпугивает людей. Насилие — это всегда страх и отвращение. Сила в ненасильственном сопротивлении, простите за тавтологию. Призывы к вооруженным протестам и радикальным мерам вряд ли найдут отклики у широких масс, у обычных людей — не героев и не революционеров, у тех, чьи представления о нормальности жизни отличаются от происходящего вокруг. Призывы в мирному выражению своего мнения симпатичны многим.
Кроме того, насилие — дело молодых и здоровых людей в хорошей физической форме, обученных и подготовленных, таких мы тоже видим много в событиях этого лета. А ненасильственное сопротивление имеет ряд преимуществ: не надо ни специальной подготовки, ни амуниции, ни отменного здоровья, ни моральных терзаний. Мирные протестующие имеют моральное превосходство. До августовских событий 2020 года сторонников действующей власти было гораздо больше, и их доводы в поддержку власти были гораздо убедительнее. Очень многое перечеркнули именно отталкивающее насилие и безнаказанность, которая у кого-то наверняка может находить и рациональное объяснение.
Мирные протесты привлекают в свои ряды гораздо больше людей, чем можно увидеть и посчитать на митингах и улицах. Участникам мирных кампаний не нужна конспирация, не нужны спецсредства связи и пароли явки, в Беларуси даже нет призывов к протестам, люди зовут друг друга «гулять». Не бороться, не сражаться, не противостоять. Вот такая памяркоўнасць.
Бытует мнение, что ненасильственные протесты напрямую связаны с темпераментом и культурой народа, что дано не всем, а только невероятным. Мнение спорное, так как известны случаи подобных выступлений и на Ближнем Востоке , и в Индии, и в Китае, и в Латинской Америке, и в Европе, и в Африке. Так что залог успеха — это не темперамент жителей и не национальные особенности. Что же тогда?
Цель мирных ненасильственных протестов, как правило, была схожей: смена политического режима, смена власти, реформирование конституции, отставка правительства. Удавалось достичь этих целей только в одном случае: если протестующим мирным путем удавалось перевести на свою сторону администрацию, экономическую элиту и силовиков. Мирным — то есть без похищений, убийств, вооруженных выступлений. Так, чтобы моральное превосходство было не у группы вооруженных боевиков, а у большого количества безоружных людей, сила которых — в убеждении и массовости. К мероприятиям мирных ненасильственных протестов относятся не только митинги и шествия, чего мы за этот сезон увидели уже достаточно много. Прелесть массовых скоплений гуляюще-протестующего населения — в безликости и анонимности, чего не скажешь о таких формах протеста, как забастовки и стачки. Забастовка — вещь гораздо более серьезная и дорогая, «хлопотное дельце», она не может быть ни анонимной, ни безликой. Между тем все мероприятия — мирные шествия, демонстрации, бойкоты, забастовки, миграции гражданского общества — имеют основную задачу: ослабить режим, сделать все возможное, чтобы он потерял свои основные опоры и утратил подавляющую силу. Чего хотят протестующие: ослабить режим или ослабить страну — тут ответы свои у каждой из противоборствующих сторон. Однако вернемся к цифрам.
Э. Ченовет отмечает, что правило 3,5% работает так: не было ни одной ненасильственной политической кампании, которая потерпела бы полное фиаско, если число участников со стороны гражданского общества достигло бы на пике 3,5%.
И этому невероятно хочется верить. Без отсылок к голосу разума и взываниям к критическому мышлению. Верить-то невероятно проще. Особенно невероятно неискушенным.
Свидетельства
В качестве примеров достижения мирными протестующими своих требований Э. Ченовет приводит самые разные события. Не везде в аналитике учитываются и предыстория, и предпосылки, однако и тут есть отсылки к чувствам невероятно доверчивых верующих. Тут вспоминаются события с поэтичными названиями: «бархатная революция» (Чехословакия), «песенная революция» (Эстония, Латвия), «революция роз» (Грузия), «желтая революция» (или Революция народной власти на Филиппинах), приводятся примеры кампаний во время «арабской весны». Наверное, вскоре и у событий 2020 года появится какое-то поэтичное наименование.
Если проанализировать события этих кампаний, то приходится несколько разочароваться в уникальности и невероятности соотечественников: нового ничего не придумали и не изобрели, несмотря на большой творческий запал и креатив митингующих. На «песенной революции» в Эстонии и Латвии в 1989 году были и песни, и живые цепи протяженностью 600 км; в Чехии были акции и марши со свечами, были дезинформации об убитых, которые привели тем не менее к массовым выступлениям; протестующие Египта выставляли в первые шеренги пенсионеров, стариков и детей как одних из самых беззащитных категорий граждан, старались всячески снимать и освещать противоправные действия военных, чем в значительной мере подрывали их моральный настрой и отношение к ним в обществе, что по итогу привело к отказу армии подавлять мирные протесты; в Чили стучали сковородками и кастрюлями и распевали песни о крушении диктатуры. Все самые эмоциональные и проверенные наработки политтехнологов пришли в этом году и к нам. И упали на благодатную почву.
Чувства
Отличительными чертами белорусов часто называют толерантность, терпимость — «памяркоўнасць». Об этих чертах ходят и анекдоты и мемы, национальный гимн первой строчкой подтверждает, что «мы — беларусы, мірныя людзі...». Есть чем гордиться. Интересно, что эти отличительные черты стали двигателем политической жизни в 2020 году — мирные протесты, которые «не сдулись», как сейчас принято говорить, почти за 80 дней, имеют под собой гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд.
Несопротивление злу насилием — идея, не возникшая в 2020 году в Беларуси, да и не самая новая. Отсчет роста ее популярности можно вести и от Иисуса Христа, и от Льва Толстого, и от М. Ганди, и от М. Л. Кинга. Любовь как стремление человеческих душ к единению, к отторжению насилия и, как следствие, созданию спасающей красоты — вот она, мечта человечества, недостижимая и заветная. Интересно, что тема любви, эмоции неожиданно возникла этим летом в политической избирательной кампании и набирала обороты, о чем мы писали уже ранее. До этого года как-то у нас политики не обращались к подобным высоким материям, ведя разговоры в более приземленных плоскостях: всем «по 500», увеличить пенсии, пособии, платить долги, брать новые, следить за ВВП и ставками рефинансирования — все в области скучных, неинтересных и непонятных неспециалистам материальных вещей. А тут — все доступно — про любовь. На старте этой кампании скорее неискушенные, чем невероятные белорусы поверили в силу любви и понятных слов, нашедших отклики в многих сердцах. Поверили и в свою невероятность, стали ими — невероятными. На протяжении лета и осени 2020 года продолжают поддерживать именно мирную направленность своих протестов, без радикальных мер, без оружия и попыток захвата важнейших общественных учреждений. И слава богу!
Важно помнить: мирный протест — не гарант мирного на него ответа
Говоря о мирных протестах и ненасильственных мероприятиях, важно помнить о том, что мирность намерений — это не гарант и не залог того, что все кампании обойдутся действительно без насилия и человеческих жертв. Протесты со стороны общества, заявляемые как мирные, безусловно, могут подавляться с применением насилия со стороны власть имущих, кроме того, нельзя исключать создание провокационных ситуаций со стороны неких третьих сил, которые почему-то почти всегда незримо присутствуют. По примерам тех же асимметричных — мирных — войн, в том числе на которых базируется работа Э.Ченовет, мы имеем массу примеров, когда число жертв с летальным исходом при проведении мирных массовых акций достигало десятков, сотен, а то и тысяч человек, не считая раненых и искалеченных. Как надолго хватит терпения на мирные протесты у мирных людей, как долго может сдерживать или проявлять свою силу силовое государство, как предотвратить радикализацию протестов и сколько времени понадобится на выход из сложившейся ситуации, пока прогнозировать сложно.
Если обратиться опять же к истории, то все самые именитые сторонники ненасильственных методов борьбы пали как раз таки жертвами насилия: Христос был распят, М. Ганди и М. Л. Кинг — убиты, Л. Н. Толстой умер своей смертью, но, скорее всего, потому, что к политике имел опосредованное отношение. Безусловно, их заслуги и наследие признаны во всем мире, их вклад в развитие человечества сложно переоценить, однако приходится констатировать, что любовь пока не готова войти в сердца всех, а красота — тотально спасти мир. Хотелось бы стать самыми невероятными, но пока такие надежды преждевременны. Очевидно лишь то, что ненасильственное масштабное сопротивление не является гарантом того, что впереди — безоблачное будущее и отсутствие всяческих проблем и противоречий. Так, по итогам ненасильственных перемен известны случаи, когда во власти вскоре оказывались новые диктаторы, а в измененных переменами обществах продолжают зреть новые недовольства. «Тех, кто добился власти, трудно убедить в мудрости мирных перемен», — так сказал лауреат Ноблевской премии мира Аун Сан Су Чжи, лидер бирманского демократического движения.
И пусть сама природа ненасильственных противостояний не является гарантом положительных изменений, именно она позволяет большинству «людзьмі звацца». Наверное, тем и привлекает многих невероятных идея мирных перемен. А что стоит за этими 3 или 3,5% — покажет время.
Фото: depositphotos.com
