— Роберт, судя по напряженному графику интервью и встреч с читателями, вас уже накрыло волной популярности «Слова пацана». Ожидали?
— Конечно, я ожидал какого-то успеха этого проекта — но о таком масштабе даже думать не смел. Кажется, я вообще никогда не встречался с таким уровнем популярности продукта массмедиа — будь то книга, сериал или фильм.
— Как относитесь к тем, кто «не смотрел, но осуждает»?
— О, я точно не стану никого уговаривать смотреть или читать — зрителей и читателей много, нам хватит. Но я не понимаю, как сейчас можно не смотреть и не читать: это такой must have. Все обсуждают — а ты не понимаешь, что, и просто осуждаешь? Ну ок, дело твое. Это культурный феномен, который рождается на наших глазах. Я бы посоветовал начать смотреть — как минимум чтобы посмотреть на классную игру актеров. Думаю, затянет. А если захотите глубже погрузиться в феномен, смело покупайте книгу — думаю, зайдет.
— Можете объяснить такой феноменальный успех?
— Почему «Слово пацана» так завирусилось, думаю, еще будут изучать. Один мой знакомый социолог уже хочет этим феноменом заняться с научной точки зрения.
Эта история отлично сделана съемочной группой: герои, костюмы, сцены, диалоги. Я отдаю себе отчет, что моя книга никогда не могла бы претендовать на такую популярность как художественное произведение. Книга — просто журналистское исследование, которое маскируется под социологическое. Это специальная литература, которую читают люди с определенным читательским опытом. Сериал же — продукт массовый. И я понимал, что после его выхода и к книге появится повышенный интерес.
Книга была выпущена в 2020 году тиражом в 2000 экземпляров. Потом ее четыре раза допечатывали — и до осени 2023-го совокупный тираж составлял около 13,5 тыс. экземпляров. В принципе, и до сериала это была неплохая издательская история.
Сейчас, думаю, общий тираж приближается к 40 тыс. экземпляров. После Нового года будет переиздание — с новыми главами и «Словарем пацана».
— Кажется, вы становитесь богатым человеком.
— Пока не то чтобы богатым, но мое материальное положение улучшается, это факт. Для меня это важно — двое детей, какого-то большого достатка никогда не было. Иногда даже стрелял на сигареты у подписчиков в Instagram!
Уже признавался, что за три года заработал на книге около миллиона рублей (российских, около $11 тыс.). Роялти с продаж — небольшие совсем. Кое-какие права продал. Но после новых выходов и переиздания будет лучше.
— Мегапопулярной все же она стала только после сериала. Не обидно, что серьезное журналистское исследование заметили только после «разогрева» массовым продуктом? Что ваш труд стал эдаким сувениром для фанатов?
— О, нет, я не настолько гордый и обидчивый (смеется). Считаю, что захотеть купить сувенир после просмотра сериала — это классная история. Если мою книгу прочтут как сувенир — и прекрасно! А кто-то прочтет как историческую энциклопедию. Еще кто-то — как пояснительное или сопроводительное письмо к сериалу. Вот ты посмотрел историю, выстроенную на правилах какого-то мира, — а вот почитай о принципах устройства этого мира, если тебе хочется узнать о нем побольше.
Книга и сериал — совершенно разные. Это две отдельные интересные большие истории.
— То есть сериал — не экранизация, а вы — не прототип кого-то из героев? Чаще всего в вас, казанском мальчике из хорошей семьи, ходившем когда-то в группировке «скорлупой», видят Андрея Пальто.
— Нет, меня в сериале нет. Да, я как Пальто, когда-то пришел в группировку за защитой, но в «музыкалку», например, никогда не ходил. А вот в «художку» ходил. Так что Пальто — точно не я (смеется).
Моя группировка называлась «Низы». Да, я считался «скорлупой» — участником самого младшего возраста. Мы иногда конфликтовали с «Грязью», но разрушительных войн не было. Главная обязанность группировщика того времени — постоянное посещение сборов. Таким образом нас дисциплинировали.
В сериале я консультант съемочной группы, не более того.
— Консультировали по каким вопросам?
— Достоверности. Я просто единственный из съемочной группы, кто жил в Казани в 1989-м. Так что следил, во что нужно одеть героев, как на них должна сидеть шапочка-«петушок» — в строгом соответствии с локальной пацанской модой Казани 1989 года, как они должны говорить друг с другом, а как не могли говорить ни при каких обстоятельствах, как могли поступить, а как не могли. Надписи воспроизводил по памяти — на гаражах, на стенах. В общем, за все пацанские казанские специалитеты отвечал исходя из положений пацанского кодекса.
— До сих пор его помните?
— Да каждый помнит. Прожил ты жизнь эту сложную дворовую маскулинную, прошел группировку — эти пацанские правила и понятия вшиты в подкорку. Кто-то с ними сжился, а кто-то живет параллельно этим понятиям. Они есть, ты есть. Ты не поддерживаешь, условно, все эти «пацаны не извиняются», «пацан сказал — пацан сделал», «пацан всегда прав», «нет закона выше пацанского» — но ты их помнишь и в какой-то ситуации, в каком-то контексте подсознательно можешь повести себя по каким-то своим правилам.
— Так а вы-то живете по этим принципам?
— Нет, они давно не кажутся мне логичными. Я понимаю, почему они существовали в группировках — подростки считали себя элитой этого государства в государстве и как элита устанавливали высшие законы. Но в нормальной жизни не извиняться — это как? Мир живет по принципам новой этики, все прислушиваются к каждому — это не о том.
— Мужчины на постсоветском пространстве, прожившие 1980-е в осознанном возрасте, раскрыв рот, смотрят сериал и кивают: «Да, все было именно так!» Неужели действительно мир подростковых группировок существовал везде? Или Казань все же была уникальна?
— Группировки были везде — это факт. В Казани просто все было гипертрофировано, максимально ярко. Из-за обилия молодежных группировок Казань стала символом подростковой преступности и имела славу одной из криминальных столиц СССР.
Это был закат тоталитарного государства, и подростки, ощущая это, строили свою модель тоталитарного государства в государстве. Но — более жестокую, более дисциплинированную, более военизированную структуру.
В Казани было очень много группировок, они разрастались как грибы. Шли многочисленные «войны за асфальт». Там подростки жили только этим. В других городах СССР пацанская субкультура соседствовала с другими — металлистами, рокерами, панками и т. д. В Казани же этих неформальных движений не было — были одни пацаны. Нет, наверное, отдельные панки были — но это точно были очень смелые, даже отчаянные ребята, потому что выжить в том мире им было ох как непросто, фактически опасно для жизни.
Я уже говорил в разных интервью и повторюсь: мир казанского феномена — это «Хогвартс». Он страшный, но в нем есть набор определенных практик, свод четких правил, которые были большинству людей совершенно незнакомы. Но, как только человек начал смотреть сериал или читать книгу, ему становится ясно, что целый мир улицы живет по этим правилам, и за этим интересно наблюдать.
Кстати, «Гарри Поттер» к концу тоже становится не очень-то сказочной историей, просто там остаются симпатичные герои. А в «Слове пацана» нет героя, на месте которого хочется оказаться.
— Условные Вовы Адидасы, вернувшиеся из Афгана, добавляли жестокости улице?
— Вова Адидас — не совсем мой герой, скорее, находка съемочной группы. Вообще же, парень, который возвращался из Афгана, не возвращался автоматически в группировку: мог вернуться, а мог, например, жениться и зажить нормальной жизнью.
В моей личной истории ни одного парня, вернувшегося из Афгана, на самом деле не было. Я думаю, они скорее влияли на общество чуть позже, чем в 1989-м, моя же тема — «асфальтный период», когда пацаны не делили ничего, кроме улицы — тупо того самого асфальта.
Подростковые группировки сами по себе были базой для криминала, им не нужно было «добавлять» насилия — и в сериале Вова Адидас, на мой взгляд, этого не сделал. Где-то он был мудрее, а где-то — таким же потерянным, как остальные подростки.
— Кто из героев вам наиболее симпатичен? Кому сочувствуете, кого, наоборот, ненавидите?
— Мои яркие эмоции — у Айгуль. Это объяснимо: маленькая девочка, которую невероятно жаль. Я смотрел ту серию, где ее жизнь так жестоко идет под откос, стиснув зубы и сжав кулаки.
У меня есть несколько консультантов, которые помогали при написании книги, — они прошли те казанские подростковые группировки. И буквально вчера позвонил один из них. Взрослый сидевший мужчина рассказывал, что, когда посмотрел шестую серию, выпил, когда смотрел седьмую — плакал.
— Тоже, как мы, надеялся, что Айгуль не шагнет?
— Мы все на это надеялись. Я — с вами.
— История Айгуль в сериале — драматическая находка сценаристов или у нее есть реальный прототип?
— Прототип есть, правда, я уже не помню имени той девочки. И подробностей ее истории не помню. Но она была — девочка, которая пережила групповое изнасилование и выбросилась из дома на улице Вишневского, где ателье «Модница».
Теперь, кстати, планирую писать книгу о женских бандах Казани — там было столько страшных историй, просто ужас. Буду снова собирать очевидцев и изучать феномен.
— То есть ждем нового сериала — что-то типа «Слова женщины»?
— Если новой книгой заинтересуется такой же гениальный режиссер — вполне возможно, дождетесь. Не буду скрывать — интерес к съемкам этой истории уже есть, даже на этапе задумки.
— А второй сезон «Слова пацана» будет?
— Слышал намеки, что будет, но точно ли и когда начнутся съемки, лично мне не известно.
Партнерский материал
