Центробанки спасают Галактику: почему банкиры уходят в политику

Почему это произошло и чего ждать от финансовых регуляторов дальше? Чтобы ответить на этот вопрос, Office Life знакомит читателей с тезисами статьи «Дивный новый мир центробанка», опубликованной в одном из наиболее влиятельных аналитических изданий мира — Project Syndicate. Ее автор — Жан Пизани-Ферри, старший научный сотрудник Брюссельского аналитического центра Bruegel и Института международной экономики Петерсона.

Office Life, конечно, пока не настолько влиятелен, как Project Syndicate, но свои «пять копеек» с поправкой на белорусские реалии к рассуждениям Пизани-Ферри мы тоже добавим.

Метаморфоза центробанков: 2008–2020

По мнению автора статьи, описываемые им метаморфозы приключились с центральными банками ведущих стран мира примерно за 20 лет, то есть в период с начала XXI века. Переломным оказался мировой финансовый кризис 2008 года, считает Пизани-Ферри. От себя добавим: наверное, не только и не столько сам кризис, сколько последовавшая за ним Великая рецессия (до 2012–2013 годов), когда дискурс про борьбу с бедностью, неравенство и прочие социальные пороки с легкой руки тогдашней главы МВФ Кристин Лагард стал нормой.

20 лет назад центробанки были горды, узколобы и консервативны. Они считали большей добродетелью заботу об инфляции, чем заботу о среднем гражданине... Финансовый кризис 2008 года резко разрушил эту цель. С тех пор центробанки были заняты разработкой новых инструментов политики для борьбы с пожарами и предотвращения возникающих угроз. Тем не менее многие втайне мечтали вернуться к старым добрым временам осторожного консерватизма (с финансовой стабильностью, воспринимаемой всерьез).

...Недавние заявления ФРС США и Европейского центрального банка (ЕЦБ) говорят о том, что пути назад нет. Центробанки теперь стремятся взять на себя ответственность за политические цели, от которых они ранее уклонялись, — в частности, за борьбу с неравенством и изменением климата.

Старший научный сотрудник аналитического центра Bruegel прав: отчасти изменения в миссии центробанков Европы и США действительно связаны с одержанной ими победой над инфляцией. 2010-е годы в развитых странах ознаменовались торжеством дефляционных тенденций, породивших в итоге почти весь список социальных пороков, с которыми сейчас собираются бороться финансовые регуляторы: неравенство, безработица, бедность и падение доходов. И, конечно же, любой бюрократический институт, достигнув своих целей (обуздания инфляции), начинает искать еще более масштабные задачи, оправдывающие его существование.

Вдогонку Пизани-Ферри вспомним нашу новейшую историю. Во-первых, то, что изрекают главы ФРС, ЕЦБ и международных финансовых институтов, рано или поздно становится руководством к действию для всего финансового сектора. С конца 2010-х даже в довольно консервативной Беларуси банки стали акцентировать в своей деятельности социальную ответственность, благотворительность, содействие образовательным проектам и т. п. Во-вторых, пусть с опозданием сравнительно с развитыми странами Запада, но в том же направлении, что и на Западе, банковский функционал изменился и у нас. Если Европа почти сразу дошла до отрицательных ставок по депозитам и сокращения кредитования бизнеса и потребителей, то в Беларуси этот путь оказался более долгим — вплоть до символического момента приостановки выдачи кредитов отечественными банками летом 2020 года. Зато у нас альтернативные банковским сервисам способы управления сбережениями (криптовалюты) оказались востребованы и легализованы раньше, чем на Западе.

Регулятор? Не только финансовый

Миссия центробанков как главных борцов с инфляцией и финансовых регуляторов завершена. Они переключаются на глобальные цели, находящиеся за пределами финансового сектора, констатирует Пизани-Ферри. Впереди здесь Европа: Лагард намерена «изучить все имеющиеся возможности для борьбы с изменением климата», член совета директоров ЕЦБ Изабель Шнабель намекает на дискриминацию отдельных видов облигаций по экологическим критериям, глава Банка Франции Франсуа Вильруа де Гальо предлагает «углеродную стрижку» активов, принятых в качестве залога. Понятно, автор статьи от всего этого не в восторге:

Предпочтение зеленых активов будет означать отход от нейтральности рынка, обеспечивающей максимальную эффективность денежно-кредитной политики. Оно пересечет еще одну красную черту, превратив ЕЦБ в исполнителя политики, для которой у него нет другого мандата, кроме общего положения о том, что при условии поддержания ценовой стабильности ЕЦБ поддерживает политику ЕС.

Если выразить эту мысль более просто и менее политкорректно, звучит она так: ЕЦБ пытается управлять экономикой еврозоны, руководствуясь внеэкономическими, более того — идеологическими (борьба с климатическими изменениями) ориентирами. Главный центробанк Европы берет на себя политическую ответственность, не имея политических полномочий и политической легитимности.

Пока ЕЦБ борется с климатическими изменениями, за океаном ФРС сражается с бедностью и безработицей, перенимая антиуглеродную повестку у европейцев с запозданием. Пизано-Ферри анализирует заявления председателя ФРС Джерома Пауэлла на этот счет — и выясняется, что внимание ФРС к рынку труда имеет политическую, а не экономическую подоплеку. По сути, это борьба за голоса этнических меньшинств и социальных низов в духе администрации президента Джо Байдена.

«Жесткий рынок труда приносит пользу общинам с низкими доходами и этническим меньшинствам. Только тогда, когда совокупный уровень безработицы очень низок, те, кто находится на периферии рынка труда, получают значительно более широкий доступ к рабочим местам и более высокую зарплату... Особенность ФРС в двойном мандате Конгресса США — по достижению стабильности цен и полной занятости. Новым является то, что, вместо того чтобы определять свои задачи в чисто макроэкономических терминах, ФРС теперь заявила о готовности принять участие в коллективных усилиях по борьбе с бедностью».

В общем, ЕЦБ будет «строить коммунизм» под флагом борьбы с изменениями климата, ФРС — под флагом борьбы с бедностью и безработицей. Понятно, Пизано-Ферри выражается на этот счет более обтекаемо: «Явное изменение миссии центробанков было бы предпочтительнее, чем позволить денежно-кредитным политикам решать, как должны развиваться их задачи».

А у нас все не так!..

Понятно, здесь белорусский читатель должен махать руками и уверять, что у нас и близко ничего такого нет. И окажется неправ — есть, просто в других формах. Потому что, повторимся, речь идет не просто о росте политического веса центробанков, а о вольном или невольном вползании в политику и госуправление финансового сектора в целом.

На протяжении последних 20 лет при всей своей специфике Беларусь вполне встроилась в то, что на Западе называют финансиализацией или финансовым капитализмом. Как бы мы ни повторяли любимые мантры про «у нас все не так», наиболее действенные инструменты управления экономикой — у финансового госрегулятора, наиболее важные для ее функционирования каналы коммуникаций между экономическими агентами — у финансового сектора. Просто политические оттенки другие, потому что политика другая.

Ну, например... Ожидания экономических реформ в Беларуси в 2000–2010-х стабильно связывались либо с деятельностью Нацбанка и начинавших карьеру в нем чиновников, либо с приходом топ-менеджеров финансового сектора в правительство (последний пример — экс-премьер Сергей Румас). Накануне политического кризиса 2020 года радикально перекроил политическую повестку, выстроив новое политическое и медийное поле, еще один банкир — Виктор Бабарико.

Это и есть финансиализация — и конечный ее пункт именно таков: финансовый регулятор превращается в политический институт и отправляется спасать Галактику от изменений климата или бедности. Да, никто не избирал ни его, ни уполномоченные им коммерческие банки для этого. Но все наши контакты с государством (налоги), партнерами по бизнесу (взаиморасчеты), работодателем (зарплата) опосредованы банковской системой. Так что тенденция, скорее всего, объективная и лишь ускоряется за счет цифровизации.